Автор анализирует внешнеполитическую стратегию ФРГ в конце 1960 – начале 1970-х гг. и Московский договор 1970 г. в контексте построения современной системы европейской безопасности. Основные результаты исследования можно свести к пяти выводам: «новая восточная политика» представляет собой не самостоятельный, а производный феномен реализации внешнеполитической стратегии Федеративной Республики Германия; данная стратегия, просуществовавшая до объединения страны, вела к созданию восточноевропейского плацдарма западного влияния; руководство СССР, считая объединение Германии «недостижимым», по-иному оценивало сложившиеся к тому времени реалии; конфронтационная среда в международных отношениях предоставляет больше шансов на успех малым и средним странам; иерархичность заставляет великие державы учитывать в региональной составляющей системы безопасности двухуровненность сотрудничества и соответствующие ей балансы.

Петербургская Кунсткамера в XVIII в. была ведущим научно-исследовательским и просветительским центром страны. В частности, здесь работала служба точного времени. Оборудование включало в себя богатое собрание солнечных часов работы как зарубежных, так и отечественных мастеров. В №4 журнала «Россия XXI» за 2019 год было рассказано о часах, хранящихся сейчас в музее и сделанных в России. В продолжение темы вниманию читателей предлагается статья о часах, изготовленных в Европе.

Если слово «ремесло», обозначающее какую-либо производственную или творческую деятельность, употребляется сегодня обычно как нейтральное, то в случае с понятием «ремесла» в современном употреблении бытует зачастую негативная оценочность, что связано с историей научно-технического прогресса, возникновением индустриально-промышленной цивилизации и, в определенной степени, историографической традицией. Значение «ремесленный» выстраивает, как правило, синонимический ряд с негативными коннотациями: рутинный (ремесленник, а не творец, не художник), узкий, примитивный (примитивные орудия труда), противозаконный (воровское ремесло). В связи с этим мы попытаемся разобраться, что собой представляет работа и произведение ремесленника – ремесло это или искусство? Ремесленный мастер – кто он, ремесленник или художник? Но это кажущееся противоречие, эти понятия могут быть взаимозаменяемыми и взаимодополняемыми. Ремесло может быть искусством, а ремесленник – художником, это зависит от интерпретатора, участников и контекста событий, их места и времени.

В результате промышленной революции и гигантомании прошлого фабрики и заводы XX в., подобно древним египетским пирамидам, становясь музейными объектами, уходят в прошлое. Им на смену приходят экологичные, гибкие и высокотехнологичные малые формы производства, имеющие генетическую связь с ремесленной мастерской. Это приводит к пересмотру истории ремесла и появлению новых исследовательских горизонтов. Но зачастую шедевры технического прогресса, возвышающиеся над экономической пустыней, все еще закрывают своей тенью ремесленного мастера. На примерах ремесленной мастерской, завода и фабрики попытаемся посмотреть, в каких отношениях эти понятия находились во времена протоиндустриализации XVIII – 1-й половины XIX в. и индустриализации во второй половине последнего.

В статье исследуются политические взгляды шведского короля Оскара II и их влияние на шведскую политику. Автор делает вывод, что взгляды короля в силу ряда причин носили выраженный прогерманский характер, и именно он оказался проводником немецкого влияния в Швеции рубежа XIX–XX вв. При этом внутри страны король не без успеха насаждал немецкие образцы в политике, экономике и культуре, а во внешней политике стремился к сближению с Германией вплоть до заключения военного союза. Тем самым королем Оскаром II было заложено важное направление политического развития Швеции, существовавшее вплоть до конца Первой мировой войны.

В статье изучается влияние на шведское общественное мнение прогерманских настроений, характерных для части военной, политической и научной элиты страны в начале Первой мировой войны. Автор показывает, что, несмотря на некоторые временные успехи, шведским прогерманистам не удалось добиться сколь-нибудь значительных изменений в шведской политической жизни в 1914–1915 гг. В результате к концу 1915 г. прогерманские настроения постепенно затухают, а прогерманисты в Швеции становятся маргинальным меньшинством, практически лишенным рычагов влияния на шведское общество и политику.

Исчезновение ГДР с политической карты Европы почти четверть века тому назад наглядно обозначило начало процессов дестабилизации континента, проявляющихся с особенной силой сегодня на Украине и вокруг неё. Уже одно это обстоятельство побуждает более внимательно присмотреться к истории восточногерманской республики, воплотившей во многом европейские представления о миролюбии и социальной справедливости. Попытки свести память о ГДР лишь к ужасу от злокозненности «штази» несостоятельны. Эдвард Сноуден бесспорно доказал, что секретные службы стран, считающихся лидерами мировой демократии, оставили «штази» далеко позади по части злокозненности. 65-я годовщина с момента провозглашения ГДР — повод для разговора о главных этапах её 40-летнего развития от зоны оккупации до уважаемого члена европейской семьи народов. Для России эта тема весьма актуальна, так как напоминает о непреложной истине человеческих отношений: нельзя бросать друга в беде, если не хочешь остаться в одиночестве. Российско-германское сотрудничество остается краеугольным камнем европейского мира. Сохранение традиций дружбы, которой всегда отличались взаимоотношения русских и восточных немцев, отвечает интересам не только России и Германии, но и всего континента.

В нашей стране принято считать Испанию многонациональным государством, где наиболее крупный народ-этнос (испанцы) исторически доминирует над национальными меньшинствами (басками, каталонцами и галисийцами). Автор, на основании приводимых им данных, утверждает, что такая картина не соответствует реальности. В самой Испании, в отличие от нашей страны, историко-культурное и языковое многообразие ее населения традиционно осмысляется не в этнических, а в территориально-иерархических категориях.

Эдвард Бенеш (1884–1948) – второй президент Чехословацкой республики, политик, дипломат, ученый, в 1942 г. издал книгу «Демократия сегодня и завтра», переведенную еще во время войны на многие иностранные языки. В ней характеризуются демократические режимы, существовавшие в Западной Европе межвоенного периода, показаны их недостатки, причины слабости и отступления перед тоталитарными режимами (фашизмом, национал-социализмом), что привело, в конечном счете, ко Второй мировой войне. Бенеш излагает свое видение направлений и способов перестройки (совершенствования) либеральной демократии, её превращения в «модерную», «гуманную» демократию. Он касается вопросов партийности, «вождизма», воспитания нового человека, бюрократии, коррупции, отношения к религии и др. Многие его мысли и рекомендации представляются актуальными для сегодняшнего этапа развития российского общества. Статья содержит обзор книги.

В статье анализируется монография профессора Будапештского университета Дюлы Свака «Русская парадигма». Авторы рассматривают научную новизну и своеобразие россиеведеческих исследований Д.Свака в широком теоретико-методологическом контексте поиска формулы русской истории в современном зарубежном россиеведении.

В течение последних тридцати лет, предприятия в капиталистических странах создают у своих сотрудников ощущение включенности и участия в жизни компании. Активно продвигаются методики самосовершенствования: предназначенные ранее только для менеджеров, в настоящее время они обязательны для всех рабочих. Отмечается, что пионером в этом процессе был Советский Союз. Большевизму принадлежит создание выдающихся практик работы над собой, ставших обязательными как для предприятий, так и для страны в целом. Политические и индустриальные достижения зависят не только от затраченных физических и умственных усилий, но также и от энергии, потраченной на самосовершенствование. Бюрократия двадцатого столетия не была чем-то обезличенным: человек, личность играли непосредственную роль в создании и функционировании производства. Статья исследует субъективность в историческом контексте: различные проявления 'Я', выбор специфического 'Я' для разных видов деятельности, рефлексивное 'Я' и партийное 'Я', которое пытается доминировать над остальными 'Я' вне зависимости от того или иного устройства общества.

В первой половине XIX в. возникает русское католичество как результат деятельности иезуитов-миссионеров, преимущественно французов, в среде аристократов, убежденных в важности политических перемен и необходимости для России примкнуть к общеевропейской культурной традиции, символом которой стало католичество. Проповедь в России была составной частью активной политики Римского престола в XIX в. В середине XIX в. религиозная дискуссия обострилась на фоне политического противостояния между Россией и Францией в вопросе о судьбе Польши и влиянии на Балканах. Во время Крымской войны пропаганда с обеих сторон носила религиозную окраску. Католические и православные авторы обвиняли друг друга в расколе Церкви и не были готовы к конкретным шагам по сближению, хотя и признавали необходимость примирения.

В первой части статьи рассматривается реакция чехословацкой эмиграции и чешской общественности в Протекторате Богемия и Моравия на англо-франко-советские переговоры летом 1939 г., на советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 г. и резкий поворот советской внешней политики, а также вызванные этим изменения в стратегии и тактике Коминтерна. Статья базируется на архивных материалах, опубликованных документах, мемуарах, а также на результатах исследования этого вопроса автором.

Во второй части статьи рассматривается реакция чехословацкой эмиграции, гражданского крыла чешского антифашистского Сопротивления и словацкого общества на «западный поход» Красной Армии, присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР (УССР), советско-финскую войну. Автор опирается в основном на архивные материалы, опубликованные документы, мемуары, а также на результаты собственного исследования вопроса.

Статья посвящена сравнению финской и российской исторической памяти о русско-шведской войне 1808–1809 годов. Автор описывает финские и русские «места памяти», связанные с войной, главным образом, финские памятники на местах битв и российские монументы, посвящённые завоеванию Финляндии, и приходит к выводу, что война занимала совершенно различное место в российской и финской исторической памяти. Если для России это была хоть и успешная, однако непопулярная в обществе и впоследствии полузабытая кампания, то для Финляндии эта война стала одним из краеугольных камней построения национальной исторической памяти. Во второй половине XIX века память о войне 1808–1809 годов стала важнейшим средством формирования молодой финской нации. Частота возведения памятников на местах битв соответствовала степени национального подъёма. В России к памяти этой войны обратились лишь в начале прошлого века для укрепления концепта имперскости на покорённой окраине. Два памятника, выразившие эту идею, и празднование юбилея завоевания Финляндии оставались чисто бюрократическими мероприятиями и не нашли отклика ни в финском, ни в русском самосознании. Имперский исторический миф проигрывал национальной мифологии маленькой, но переживающей пик национального становления нации.

В статье исследуется работа русского поэта и драматурга В.Капниста «Краткое изыскание о гипербореанах», опубликованная в 1815 г и посвященная гиперборейскому происхождению россиян, и ее шведский источник – книга О.Рудбека «Атлантика, или Манхейм» (1675); изучается история бытования «гиперборейского мифа» в Швеции XVII в. и восприятия творчества О.Рудбека в Швеции XVII–XVIII и в России XVIII в. Работа Капниста рассматривается как очередной отзыв в России об «Атлантике» Рудбека и при этом как завершающий этап трехсотлетней истории существования «гиперборейского мифа» в Европе, начатой голландским ученым XVI в. Й.Г.Беканусом и продолженной шведскими авторами XVII столетия.

Дневник советского полпреда (с 1941 г. – посла) И.М.Майского в Лондоне, который он вел в течение 1933–1943 гг., является серьезным источником для исследования советско-английских отношений указанных лет, международной обстановки в 30-е годы ХХ века, что важно для ответа на вопрос о вызревании и начале Второй мировой войны. Интересна и личность самого «хозяина» Дневника, очень эмоционально и выразительно нарисовавшего картину политической жизни Лондона той поры. Автор – прекрасный стилист, что делает интересным и легким чтение его Дневника. В статье даются некоторые сведения из биографии И.М.Майского (Ляховецкого), исследуются записи в Дневнике, касающиеся советско-чехословацких отношений 1938–1940 гг., оценок мюнхенского сговора (29–30 сентября 1938 г.) Англии, Франции, Германии и Италии, положившего начало расчленению Чехословакии, позиций представителей чехословацкой политической эмиграции в Англии. Свидетельства Дневника Майского, несомненно, требующие осторожного подхода и сопоставления с другими документами, представляют интерес с точки зрения исследования вопроса о складывании советско-чехословацких отношений в указанные годы и дают дополнительный материал к размышлениям о позициях обеих сторон.

Американский дипломат и историк Джордж Кеннан в своей знаменитой «Длинной телеграмме» (1946 г.), которая произвела очень сильное впечатление в официальных кругах США, предупреждал против наделения советской внешней политики чертами, целиком воплощенными в националистическом цинизме и имперских амбициях. Советскому Союзу, писал он, «не свойственны ни прямолинейность, ни авантюристичность». Таким образом, логика (и не только она одна) подсказывает, что Сталин рассматривал секретные протоколы к пакту Молотова–Риббентропа от 23 августа 1939 г. не только как средство достижения промежуточных целей в его усилиях по восстановлению Россией статуса великой державы и как шаг к осуществлению идеи мировой революции, но прежде всего как абсолютно необходимую меру в создании пояса безопасности по всему периметру советских западных границ. Уинстон Черчилль оценивал эти действия, предпринятые Москвой в обстановке военного кризиса 1939–1940 гг., как неизбежность, мотивированную оправданным беспокойством Советского Союза по поводу серьезнейшей угрозы со стороны нацистского продвижения в восточном направлении. Именно Черчилль использовал термин «Восточный вал» для характеристики тех территориальных изменений, которые произошли в результате перенесения на запад советских границ осенью 1939 г. и во второй половине 1940 г. в ходе драматического развития событий после захвата Гитлером ряда стран Европы и капитуляции Франции в июне 1940 г. Документы из дипломатических архивов США, приводимые в статье В.Л.Малькова, подтверждают обоснованность этого вывода.

Что представляют собой мусульманские общины в современной Европе, чем обусловлено их массовое, растущее присутствие на континенте, каковы его социальные, культурные и политические последствия? Таковы основные вопросы, рассматриваемые в данной статье, автор которой исследует проблему «внутреннего ислама» в Европе во всех ее аспектах и их взаимосвязи. Главное внимание при этом уделяется анализу болезненного процесса перестройки европейского общества, связанного с попыткой принять в свое лоно и интегрировать новую чужеродную мусульманскую культуру, предпринятой через политику мультикультурализма. Противоречивый характер данной политики проявился в том, что, будучи призванной преодолеть раскол общества и добиться взаимообогащения народов, она привела к обратному эффекту, создав благоприятные условия для самоидентификации ислама в Европе как автономного культурно-религиозного сообщества, целенаправленно отстаивающего свои собственные интересы и подчиненного определенной внешней стратегии.

Во второй части статьи речь идет о том, что инициированный западным христианством «межрелигиозный диалог» обернулся процессом с односторонними уступками. Европейцы оказались не готовы к принятию не только демографического, но и духовного и геополитического вызова ислама. Этот факт констатируют сегодня серьезные аналитики и геополитики Европы, но отказываются признать правящие европейские круги, руководствующиеся интересами транснациональных элит, идущими вразрез с потребностями самих европейских народов. Между тем обострение проблем в развитии международных процессов и углубление внутриевропейских социальных и этно-конфессиональных противоречий приобретают постепенно такой характер, что ставят руководство ЕС перед необходимостью разработки и проведения адекватной самостоятельной стратегии, исходящей из реальных интересов «Европы наций», а не «Европы мультикорпораций».

Последствием глобализации стало все более интенсивное перемещение людей по планете. Миграционные потоки достигли такой интенсивности, что их можно характеризовать как самую настоящую «революцию миграции» (определение автора). Она сотрясает государства «золотого миллиарда», в которые и устремляются эти потоки. Проблема миграции переросла национальный уровень и стала международной проблемой, решаемой лишь на межгосударственном уровне. В статье анализируются разнообразные вопросы, связанные с политикой в сфере миграции в России и странах ЕС, в первую очередь, крупнейшей из них – Германии. Во второй части статьи рассматриваются возможности взаимодействия и передачи накопленного опыта, оцениваются перспективы. Исследование опирается на данные официальной статистики, специальные научные труды, но прежде всего на ежедневно обновляющиеся материалы СМИ, в том числе Интернета. В заключение подчеркивается, что для обуздания революции миграции и придания ей желательной для общества направленности придется немало потрудиться. Лишь совместными усилиями стран европейской цивилизации, равно как и тех, откуда идут и будут идти основные миграционные потоки, можно ответить на вызов и решить острейшую проблему современности.

Статья посвящена анализу европейской идеологии Валери Жискар д’Эстена – бывшего президента Франции и творца первой в истории европейской Конституции, вопрос о принятии которой в настоящее время находится в главной повестке дня стран Евросоюза. Автор рассматривает проблему лидерства внутри Европы, а также ближайшие цели и задачи европейской внешней политики. Дается анализ предложенных Жискар д’Эстеном вариантов осуществления экономического, военно-оборонительного и политического союзов в Европе. Одна из важных тем - проблема федеративного или конфедеративного устройства будущей интеграционной структуры. Кроме того, рассматриваются проекты возможной конфигурации европейского пространства (создание «жесткого ядра» европейских государств, «Европы от Атлантики до Урала» и др.).

На развалинах СССР распространилось представление о том, что коммунизм и нацизм – варианты одной и той же «тоталитарной» идеологии. Никаких принципиальных различий между ними якобы не существует. Автор статьи полагает, что принципиальное различие имеется, как существует разница и между советским солдатом и эсэсовцем. И дело не в том, что один «русский», а другой «немец»: среди гитлеровских карателей отметились люди разных национальностей, включая вовсе не арийские. Дело в идеологии. Коммунизм и нацизм не просто расходятся в каких-то пунктах – это несовместимые и взаимоисключающие мировоззрения. Поэтому крушение СССР не могло не обернуться реваншем тех сил, которые потерпели поражение в 1945 г. И не только в Прибалтике и на Западной Украине. Идея «бей негров» (азербайджанцев, армян, евреев, русских, нужное подчеркнуть) возникает в пустой бритой голове не сама собой. Это закономерная реакция снизу на то, что сверху – там, где большие деньги и учёные степени – радикальный антикоммунизм достиг своего естественного завершения. Слово «интернационалист» в 1990-е гг. стало ругательным. «Белые пятна» (цензурные умолчания) советской исторической науки стали коричневыми пятнами новой конъюнктуры.

В статье анализируются объективные и субъективные факторы, способствовавшие сохранению «долгого мира» в Европе в период с 1815 по 1853 г. Важное значение в данном случае имели не только решения Венского конгресса, но и умение правителей великих держав воплотить их в жизнь. Ведущая роль в поддержании европейской стабильности перед лицом двух главных угроз – революции и восточного вопроса – в конечном итоге принадлежала Александру I и Николаю I, ибо именно Россия после 1815 года являлась государством, обладавшим наибольшими возможностями для подавления деструктивных процессов в сфере международных отношений.

Эта часть статьи (продолжение предыдущей) охватывает период от 1833 г. до кануна Крымской войны. В отличие от многих историков автор рассматривает международные процессы в этот период как противоречивые и нелинейные. Он считает, что для европейского мира не было ничего рокового в цепочке событий, произошедших в 30-х и 40-х гг. XIX века. Ни восточные кризисы, ни революции на континенте не спровоцировали всеобщую войну, в то время как относительно второстепенный спор о "святых местах" в начале 1850-х гг. неожиданно вылился в большой европейский пожар. С точки зрения автора такое развитие событий скорее можно назвать загадкой истории, нежели логическим следствием предшествующих обстоятельств.

Статья посвящена источниковедению культуры, новому и логически необходимому направлению современной исторической науки. Автор определяет границы метода, обоснованного недавно (Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003). Принципы источниковедения культуры сопоставляются с методологическими установками французской исторической Школы «Анналов» и российского позитивизма. По мнению автора, ни одно из вышеперечисленных направлений не преодолело недостатки новейшей герменевтики. Последняя сосредоточивалась на проблеме бессознательного, исследовала коллективную психологию, но была зачастую равнодушна к пониманию источников. Предметом источниковедения культуры становится авторское присутствие в тексте, реальность авторского сознания и опыт прямых высказываний. Изучение явного сознания, непосредственной рефлексии субъектов исторического процесса впервые обретает свой специфичный метод.

В заключительном разделе статьи речь идет об аксиоматических основаниях новой беспредпосылочной герменевтики исторических источников. Особенности предложенного метода становятся понятными при сопоставлении его аксиоматики с теоретическими положениями Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, А.С. Лаппо-Данилевского, Г.-Г. Гадамера и др. Предпосылки реконструкции первоначального смысла источников могут быть только общеметодологическими, но сама реконструкция не должна содержать ответов и не должна предвосхищать выводов конкретного исследования. Встреча с “чужим” сознанием всегда неожиданна. Кроме того, источниковедение культуры основывается на принципе дополнительности и не исключает творческого взаимодействия с другими методами, не ставит под сомнение саму возможность междисциплинарного синтеза.

В отзыве рассматривается проблема соотношения понимания человека иной культуры с пониманием этой культуры как целого. А.Л.Юрганов, по мнению автора отзыва, корректно выявляет изъяны в позициях своих предшественников, вполне оправданно критикует ряд подходов к проблеме признания чужой одушевленности. Автор отзыва помещает проблемы источниковедения культуры в широкий историографический контекст. В историческом познании мы стремимся пробиться от “материальных, объективных обнаружений” - исторических источников к культурным механизмам. М.Ф. Румянцева обращается к теоретическому наследию А.С. Лаппо-Данилевского и рассматривает его вклад в отечественную теорию исторического познания и культурно-исторических исследований.

Автор развернутой рецензии на статью А.Л. Юрганова рассматривает перспективы развития современной гуманитаристики и, в частности, исторической науки. М.Р. Майзульс уверен в том, что противопоставление двух направлений современной истории в сфере изучения культурных практик — исторической антропологии и исторической феноменологии — малоплодотворно. Единственный выход из сложившейся методологической коллизии — примирение двух точек зрения. История ментальностей и новая практика изучения прямых высказываний должны в будущем сосуществовать. В рецензии рассматриваются фундаментальные познавательные предпосылки такого заметного явления новоевропейской науки как Школа “Анналов”.

В реплике А.В. Каравашкин от своего лица подводит предварительный итог дискуссии. Автор считает, что очевидная разница позиций, отличающая участников полемики, не перечеркивает и заметной общности взглядов. В первую очередь это касается признания историко-феноменологического подхода, который лишь сейчас оформился как вполне самостоятельный научный метод. О перспективах исторической феноменологии можно будет говорить, лишь учитывая широкий историографический контекст Нового времени. Автор отзыва обращает внимание на такую актуальную проблему как соотношение структурно-семиотического метода и “беспредпосылочной герменевтики”, которую сторонники исторической феноменологии рассматривают как важнейшую составляющую источниковедения культуры. В отзыве содержатся и возражения некоторым оппонентам А.Л. Юрганова.

Статья А.Л.Юрганова – весьма интересное явление современной российской историографии. В то же время эта работа свидетельствует об особых трудностях, которые возникают у историков в связи с определением самого предмета истории культуры России. Кроме того, в статье затронут целый спектр общетеоретических положений большой важности. Ряд тезисов и суждений автора представляются, тем не менее, далеко не бесспорными. Это касается оценки историографической ситуации на Западе. Само понимание соотношения “сознательного” – “бессознательного” лишено привычной для российских исследователей жесткой определенности. Вместе с тем следует приветствовать то, что А.Л. Юрганов стремится к обновлению норм и правил академической работы.

И.Н. Ионов обращает внимание на актуальность обсуждаемой статьи, ее безусловную эвристическую ценность. Вместе с тем, по мнению автора отзыва, в рецензируемой работе феноменологический подход только постулируется и при этом не выражено отношение историка к широкому кругу современных вариантов феноменологии. Феноменологический подход к истории не сводится только к “беспредпосылочной герменевтике” текста. Необходимо иметь в виду герменевтику способов восприятия историка в связи с ценностными ориентирами исторической памяти общества.

На протяжении всего 19 века происходило становление русского либерализма. Западная система либеральных ценностей на русской почве усваивалась фрагментарно, поскольку существовала зависимость судьбы либерализма от традиций имперского строительства, причем либерализм развивался одновременно и в конфликте, и во взаимодействии с этой традицией. При попытках осуществления европейских идеалов политической и гражданской свободы в России происходило усиление авторитарности, компенсирующее общественную незрелость. В самодержавии либералы находили не только подавляющую силу, но и союзника, способного возглавить преобразования общества, что и было на самом деле: крестьянская реформа 1861 г. была проведена именно силой самодержавия. В 1860-е годы произошло становление общества в качестве активного субъекта политической жизни и к концу века либерализм трансформировался из программы для самодержавия в программу для общества.

В статье раскрывается роль Александра I в устроении европейского порядка после Венского конгресса. Проводится мысль о том, что "долгим миром", длившимся с 1815 г. по 1853 г., Европа была во многом обязана внешнеполитическим идеям российского императора и его настойчивому стремлению воплотить их в жизнь даже в неблагоприятной для этого международной обстановке. Его идеалистическая концепция "Священного союза", навлекшая на себя столько критики современников и историков, по сути, оказалась весьма эффективным инструментом предотвращения большой войны.

Настоящая работа представляет собой краткий ретроспективный анализ принципиальных аспектов эволюции отношений греков- и турок-киприотов на Кипре с 1571 г. (появление на острове турко-кипрской общины) до настоящего времени, а также попытку ответить на вопрос о корнях, причинах и возможных путях урегулирования кипрской проблемы. Статья сосредотачивается на рассмотрении межобщинного уровня взаимодействия, ограничиваясь лишь тезисным освещением, где это необходимо, специфики участия в кипрской ситуации «внекипрских» акторов – Греции, Турции, Великобритании, Европейского Союза, ООН и т.д. Вычленение ключевых моментов процесса межобщинного взаимодействия позволяет автору сделать вывод о гармоничном развитии межобщинных связей вплоть до второй четверти ХХ века и об отсутствии всякого рода предопределенности / неизбежности в возникновении противостояния. Переход к конфликтной стадии стал результатом неконтролируемого процесса вызревания национального самосознания общин, предотвратившего формирование единой «общекипрской» (надобщинной) идентичности. Британская система управления (1878–1960 гг.) стимулировала и ускорила этот процесс, но не стала его первопричиной. Вооруженная фаза межобщинного противостояния не была неминуемой, но стала итогом эгоистической политики обеих общин, а также стратегий внекипрских сил – прежде всего, Великобритании, Греции и Турции, а также США. С учетом относительной «молодости» конфликта и его высокой эмоциональной напряженности автором излагаются основные аспекты плана урегулирования, предложенного Генеральным секретарем ООН К.Аннаном 11 ноября 2002 года, а также делаются выводы о его перспективах и возможных стратегиях разрешения кипрской проблемы в целом

В статье анализируется творчество практически неизвестного в России испанского философа и литератора постмодернистской ориентации Фернандо Саватера, получившего широкую известность во второй половине ХХ века. Автор изучает истоки скандального оттенка саватеровской славы, пытаясь воссоздать основные черты его концепции человека и общества на примере важнейших саватеровских произведений 80-х - первой половины 90-х гг. Эти истоки усматриваются им в достаточно характерном для нашего времени стремлении Саватера реанимировать дерридианскую утопию и тесно связанный с ней идеал "сверхчеловека", переживающих одновременно и взлет и известный кризис. Проблема реанимации дерридианства рассматривается как попытка ортодоксального постмодерна закрепить свои мессианские и миссионерские позиции в ответ на развитие неоромантизма, преображающего этику и эстетику постмодерна, а также других конкурентоспособных идеологических парадигм, особенно неокатолицизма. Тенденции, ярко проявленные в творчестве Саватера, служат, по мнению автора, инструментом для формирования не только "элитарного", но и "массового" сознания.

Теософия выдающегося французского поэта Шарля Бодлера выступает в Европе как важнейший этап в становлении неоромантического сознания. Мировоззренческие основы и этико-эстетический смысл рецепции произведений Бодлера в неоромантизме XIX и XX вв. стали предметом статьи. Автор пытается определить, в чем состояли основные закономерности этой преемственности. Типологическое родство бодлерианства и неоромантического мышления как такового возникает в результате творческой ассимиляции теософских первооснов и связанных с ними эстетических стратегий модернизма и постмодернизма, соответственно, признающих и отрицающих философскую индивидуализацию субъекта, что определило наиболее яркие черты в эволюции позитивистской мысли минувшего века.