Кризис цивилизации Нового времени и мировоззренческая революция – основное содержание ХХ века. Мир был поделен, более или менее секуляризован и национализирован. В статье рассматривается влияние элит на статус окружающего мира, царственная триада: элита – клуб – правительство, процесс постмодернизации мира. К 70-м годам прошедшего столетия способность элиты влиять на события достигла нового качества, речь шла уже о влиянии на процессы в глобальном масштабе, т.е. о формировании нового русла истории. Возникает новый перспективный субъект истории – постколониальный мир и в обществе утверждается "новый класс", отличный от прежней элиты. Постепенно на планете прочерчиваются предварительные итоги "процесса формирования лучшего будущего" – контуры новой системы глобального мироустройства. Россия, лишенная собственной системы стратегического планирования и концептуальной разведки оказалась заложницей чужих стратегий, субъектом игры на глобальном шахматном поле.

В современной России политические технологии стали высокоэффективным и высокодоходным бизнесом, который большинству граждан представляется чуть ли не черной магией. Автор рассматривает политические технологии, работу "команд" в ходе избирательных кампаний и функции, выполняемые политтехнологами, уделяя особое внимание условиям, способствовавшим расцвету политтехнологий, взаимодействию политтехнологов с системой избирательных комиссий и исполнительной властью. Политтехнологи, заняв исключительно выгодную нишу посредника между властью и наиболее пассионарными представителями социальных слоев, обогатившихся в ходе приватизации, но не уверенных в стабильности своего положения и стремящихся добиться стабильности путем "вхождения во власть", не обладают тем всемогуществом, которое им приписывает молва. Однако они способствуют воспроизводству правящих кругов и существующей политической системы, имеющей, на взгляд автора, гораздо больше минусов, нежели плюсов.

В данной статье рассматриваются некоторые аспекты русинского национального движения на современной Украине. Основываясь на этническом своеобразии региона, его исторических, культурных и географических особенностях, активисты этого движения считают восточнославянское население Закарпатья и ряда прилегающих территорий Словакии, Венгрии, Польши не украинцами, а особым народом - русинами. Исходя из этого, они выступают за предоставление ему статуса этнического меньшинства (со всеми вытекающими отсюда последствиями) в современном украинском государстве. Русинское движение не является чем-то характерным лишь для последнего десятилетия, а имеет долгую историю. Оно прошло ряд общих для подобных движений стадий, ставя перед собой поначалу культурные цели, а затем и политические, вплоть до требований создания на Карпатах независимого русинского государства. Что особенно интересно, между русинским и украинским национальными движениями прослеживаются весьма любопытные параллели в идеологии, истории развития и характере, а русинское движение является для Украины, по сути, тем же, чем являлось для России движение украинское. Русинское движение вызывает болезненную реакцию на него со стороны как определенных властных кругов Украины, так и со стороны украинских националистов, являясь серьезным препятствием на пути внедрения в жизнь этнической концепции строительства украинской нации.

На протяжении всего 19 века происходило становление русского либерализма. Западная система либеральных ценностей на русской почве усваивалась фрагментарно, поскольку существовала зависимость судьбы либерализма от традиций имперского строительства, причем либерализм развивался одновременно и в конфликте, и во взаимодействии с этой традицией. При попытках осуществления европейских идеалов политической и гражданской свободы в России происходило усиление авторитарности, компенсирующее общественную незрелость. В самодержавии либералы находили не только подавляющую силу, но и союзника, способного возглавить преобразования общества, что и было на самом деле: крестьянская реформа 1861 г. была проведена именно силой самодержавия. В 1860-е годы произошло становление общества в качестве активного субъекта политической жизни и к концу века либерализм трансформировался из программы для самодержавия в программу для общества.

В статье рассматривается комплекс проблем, связанных с формированием империи как надэтнического единства. Культурная пестрота, сосуществование религий, языковое многообразие – все это, по мнению автора, непременные признаки империи. Но главным, определяющим ее, свойством становится единая идеология, строго регламентированный государственный культ. Империя как факт мировой истории предполагает во все времена главенство одной идеи, одной универсальной мифологии. Без ответа на вопрос, в чем же состояла специфика монгольской империи и возникшей на центрально-азиатском пространстве улусной системы, нельзя понять, как развивались впоследствии отдельные государства, входившие в состав Монголосферы. Для этого следует реконструировать саму мифологию монгольской империи. Веротерпимость и способность включать в орбиту своего влияния все новые и новые народы были продиктованы огромным воздействием тенгрианства как государственной религии и сложного культа. Для средневековых монголов земной и небесный миры сосуществуют как единство, нерасчленимое и неразложимое целое. Статья подводит некоторый предварительный итог изучению Монголосферы в мировой науке. Обзор подчинен анализу наиболее известных концепций, определявших на протяжении XVIII-XX вв. историографическую ситуацию в этой области исследований. Рассматривая несколько монголоведческих концепций, автор отдает предпочтение имманентному подходу в изучении источников, герменевтике исторических свидетельств о монголах.

Городское хулиганство (иначе: уличная преступность) – явление, хорошо знакомое жителям больших и малых городов и в наши дни, и в далеком прошлом. Однако, если в настоящее время хулиганские действия преследуются в основном во внесудебном, административном порядке, то в средневековье и раннее новое время они, как правило, становились предметом судебного разбирательства. При этом предметом разбирательства было прежде всего оскорбление чести пострадавших. На конкретных примерах из жизни г.Бежецка середины XVIII в. в статье демонстрируется, что, вопреки существующим представлениям, при архаичном типе организации личность была защищена самим фактом своей включенности в коллектив, воспринимающий покушение на честь одного как покушение на честь всех. А поведение отдельного члена общества могло быть девиантным лишь в определенных пределах, выход за которые грозил стабильности сообщества, ибо, нанося урон его коллективной репутации, разрушало его коллективный статус.

В публикуемом документе изложено содержание беседы секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова с послом ЧССР в Советском Союзе Павловским, касавшейся причин смещения Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. с постов Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР. Документ свидетельствует о том, что новое руководство КПСС в то время сохранило курс на информирование своих союзников о важнейших внутри- и внешнеполитических акциях СССР. Письмо содержит определенную информацию о том, как проходило в СССР обсуждение закрытого письма ЦК КПСС об отставке Хрущева, как партийные организации различных уровней реагировали на случившееся. В нем есть также некоторые сведения о реакции на смещение Хрущева в Чехословакии. Во вступлении к публикуемому документу советский лидер представлен, как сложная политическая фигура, оценка которой не может быть одномерной. Отмеченный всеми "родимыми пятнами" породившей его системы Хрущев предпринял попытки её усовершенствования. Однако "благие намерения" реформатора "вымостили дорогу" лишь к его свержению с политического Олимпа, чем был положен конец периоду так называемой "хрущевской оттепели".

Существуют два типа восприятия исторических событий: изучение и переживание. Только в том случае, когда событие становится переживанием, фактом внутренней жизни поэта, рождается политическая лирика, а не рифмованная риторика на политические темы. Стихотворения Пушкина, в которых идет речь об исторических и политических событиях, являются именно политической лирикой. Следовательно, прозвучавшие в них политические декларации можно рассматривать только в контексте лирического содержания. Рассматривая под этим углом зрения такие стихотворения Пушкина, как "Стансы", "Клеветникам России", мы убеждаемся, что заявленные в них политические взгляды и оценки во многом обусловлены политически нейтральными причинами. Точно так же, памфлеты и эпиграммы (на Воронцова и Уварова), находят объяснение не только в личной неприязни или же политической позиции Пушкина, но и в его художественных концепциях. Политика, увиденная сквозь призму поэзии, приобретает иные очертания. В ней проступают несущественные для современников, но значительные по своему историческому смыслу аспекты.

В публикации представлен взгляд автора на неоевразийское движение и его участников, а также на тех, кто ему противостоит. В настоящее время это движение можно рассматривать как эксперимент исламско-тевтонского синтеза, и главная опасность для теперешней России состоит в том, что оно может превратиться из маргинальной доктрины в государственную идеологию. История неоевразийского движения берет начало в 60-е годы прошлого века, когда в российской элите появились люди, искавшие в наследии Третьего рейха альтернативу идеологии коммунизма. После распада СССР к ним присоединились новые участники из круга тех, кто довольствовался прежде советским официозом. Автор подчеркивает, что несмотря на явный антисемитизм (особенно исламской части движения), сегодняшние евразийцы раскрывают объятия еврейским "пассионариям" для легализации с помощью еврейского участия своей доктрины. Опасность таких объятий не вызывает сомнений у автора. Реакция на эту статью, опубликованную ранее в тель-авивской газете "Вести", вождя евразийцев А.Дугина и ответная реакция Д.Конторера логически завершают публикацию.

Слово "реформа", склоняемое то так, то эдак в разных комбинациях давно уже оторвалось от какого бы то ни было конкретного смысла. Т.н. "реформа образования" не исключение. При Ельцине отрасль очень сильно изменилась, переменами оказались затронуты миллионы людей (учащихся, их родителей, преподавателей) – это факт. Но будущий историк напрасно будет искать в официальных документах, стенограммах и материалах дискуссий концепцию преобразований. То, что он обнаружит – набор общих слов про "демократизацию", "гуманизацию", "передовой зарубежный опыт" и пр. – почти не пересекается с реальной политикой. Реальную политику в сфере образования никто не обосновывал, не объяснял, не обсуждал на педагогических советах. Ее просто проводили в жизнь. Как показано в статье, последняя "четырехходовка" Министерства образования: – "единый экзамен" на аттестат о среднем образовании и в ВУЗ; 12-летняя средняя школа; тестирование вместо традиционных экзаменов и государственные именные финансовые обязательства – это не какая-то новая "путинская" политика, а прямое продолжение ельцинской. Порою до истинных целей мы вынуждены докапываться, сопоставляя декларации с конкретными действиями и вычитывая информацию между строк официальных документов и министерских интервью. Именно такую исследовательскую задачу ставил перед собой автор статьи.

Статья, основанная преимущественно на впервые вводимых в научный оборот материалах, посвящена одному из малоизученных этапов истории Петербургской (ныне Российской) Академии наук. На рубеже XIX-XX вв. была предпринята попытка крупномасштабной реформы этого старейшего научного учреждения страны. Инициаторами реформы в 1890 г. выступили ученые во главе с президентом Академии К.К.Романовым. Суть ее состояла в замене устаревшего устава Академии 1836 г. новым нормативным актом, который призван был способствовать активизации деятельности "первенствующего ученого сословия". Предполагалось представить в Академии наук новые отрасли знаний, увеличить количество академических "кресел", повысить размер бюджетного финансирования, демократизировать процесс выборов и т.д. Более 12 лет разрабатывался этот документ, и только в 1912 г. удалось добиться частичного осуществления реформы – получения нового бюджета. Однако это стало возможным лишь за счет отказа ученых от коренной реорганизации Академии.

Во все времена "произволу", "дикости", "невежеству" поэтов противопоставлялись матрицы "разума", "культуры", "цивилизации". Современные стихотворцы в войне с "традицией" уже опираются не только на логические построения, но и на машинный интеллект, то есть техногенным способом сводят поэзию к разновидности индустрии. И чем число читателей стихов все более убывает, тем боевитее становится раскраска стихотворцев. Их воинственный пыл, ведущий к дегуманизации, можно поубавить, если исходить из положения, которое разделяется и "традиционалистами", и "модернистами": у древних чувство поэзии было развито лучше, чем у современного человека. Отсюда "прогрессом" в области поэзии является не уход от "невежества" древних, а, напротив, культивирование наития, которое связывает нас с пращурами. В статье предпринимается попытка проиллюстрировать дух истинной поэзии и выявить пути, на которых можно достичь ее в современном мире.

Мало кто знает о прогнозах будущего России, сделанного отечественными консерваторами задолго до крушения самодержавия. Многократно переизданный, но не прочитанный, Константин Леонтьев в своих оценках социализма был, по мнению автора статьи, гораздо более глубоким и дальновидным, чем его современники и некоторые наши соотечественники. Осознавая подспудно неизбежность социальной революции, он пытался найти в социализме охранительные черты и совместить его с монархией в рамках православия. Урегулировать социальный вопрос предлагалось силами существующей власти, не меняя сложившийся социально-экономический уклад. Леонтьев планировал посвятить социализму специальную работу, но этому помешала смерть, а последователи (да и были ли у него настоящие последователи?), оказались менее оригинальными. Один из немногих, понявших, но отнюдь не принявших его "охранительный социализм", – Лев Тихомиров. "Патриархальные" апологеты самодержавия истощили себя в борьбе с социалистической идеей, не осознав существования глубоко скрытого типологического родства с социализмом. Родства, которое помимо прочего, подразумевалось наличием общего противника в лице либерализма и капитализма.

Публикация призвана прояснить ситуацию и с новой стороны осветить место и роль Тихомирова в политической жизни России. Он выделялся, прежде всего, тем, что в революционном лагере был своего рода "консерватором", отстаивая традиционные ценности, а в монархическом – "революционером", не только по ярлыку, наклеенному недоброжелателями, но и по внутреннему убеждению в необходимости серьёзных преобразований, решительному движению по пути построения идеального монархического государства. И этот образ "консервативного революционера" отталкивал от него современников. Но хотя Тихомиров и был, в действительности и по существу, "человеком Александра III", его можно назвать предтечей европейской (немецкой) консервативной революции и русских евразийцев. В судьбе Льва Александровича Тихомирова нашли отражение сложные и противоречивые тенденции развития общественно-политической мысли России. Он оставил богатейшее литературное наследство, являясь не только выдающимся идеологом и талантливым публицистом, но и внимательным и чутким наблюдателем за происходящими в стране процессами.

Статья инициирована материалами, представленными к обсуждению на научной конференции "Концепт греха в славянской и еврейской культурной традиции" (Институт славяноведения РАН, Москва, ноябрь 1999). Являясь одним из главных концептов, активно осмысляемых и толкуемых в рамках многовекового иудео-христианского межкультурного диалога, "грех" – как показывают исследователи обеих традиций – выступает во множестве своих ипостасей: и как нарушение системы запретов, и как сокрытие истины, и как "природное" или "этническое" качество, и как некая материальная субстанция, которая может быть исчислена, оценена и даже продана. Как показывает славянский материал (фольклорные легенды и верования, система запретов и предписаний, обряды и ритуалы), народная нравственность, как и народная религия, расширяет и одновременно конкретизирует (материализует) христианское понятие греха. На основе славянских народных легенд и поверий рассматривается отношение традиционного общества к первородному греху и инцесту, к понятиям "грех" и "душа", к проблеме искупления греха или к вопросу о разрешенном свыше грехе. Отдельный пласт славянского фольклора составляют легенды о "грешных" животных, растениях и целых народах, о грехе (нарушении запретов и последующем наказании) в связи с традиционной обрядностью.

Автор, анализируя современную обстановку в России, приходит к выводу о том, что происходит не реформа, не революция, а Эксперимент, который приводит в действие и развертывает цивилизационную катастрофу. Эксперимент является продуктом консенсуса советских элитных групп, истоки которого следует искать в позднесталинской элитной ситуации. Планировался он в недрах застоя, запускался в ходе "перестройки". Стратегический целевой потенциал Эксперимента – борьба с Разумом и Историей, в процессе которой происходит демонтаж "хомо сапиенс". Борьба ведется как с помощью психосоциального террора, так и опосредованно – путем расщепления социума на доисторическую регрессивную архаику и постисторический социокультурный технологизм (постмодернизм и пр.). Как только произошло расщепление социального массива на вторичную архаику и политический постмодерн, говорить о политической борьбе с Экспериментом стало бессмысленно, т.к. социальная среда-антагонист приобрела диффузный характер. Борьба с архаико-постмодернистской связкой требует кристаллизации нужного социального материала, особых форм деятельности, интеллектуальной войны на два фронта. Она может опираться на противопоставление Эксперименту фундаментальных ценностных ориентаций, которые и в России, и в мире в целом неразрывно связаны с представлениями о советском наследстве. В сегодняшней политической среде непрозрачность и двусмысленность правят бал, являясь питательной средой для "патриотической оппозиции". Но в новых условиях противостоять архаизаторско-постмодернистскому регрессу могут только социальные "малые тела повышенной плотности", массивы неповрежденной жизни, способные целостно воспроизводить и транслировать антирегрессивные образцы жизни и деятельности.

В статье раскрывается роль Александра I в устроении европейского порядка после Венского конгресса. Проводится мысль о том, что "долгим миром", длившимся с 1815 г. по 1853 г., Европа была во многом обязана внешнеполитическим идеям российского императора и его настойчивому стремлению воплотить их в жизнь даже в неблагоприятной для этого международной обстановке. Его идеалистическая концепция "Священного союза", навлекшая на себя столько критики современников и историков, по сути, оказалась весьма эффективным инструментом предотвращения большой войны.

В последние месяцы общественное мнение - как в стране, так и за рубежом - было вновь привлечено к проблеме отношений между Ватиканом и РПЦ или, шире, между католиками и православными. Внешним поводом к их обострению стало решение Ватикана о создании на территории России четырех католических епархий, в чем руководство РПЦ усмотрело посягательство на то, что именует своими "каноническими территориями". Вопрос вышел далеко за рамки чисто юридического спора, затронул как достаточно широкие массы верующих, так и высокие эшелоны политиков. Автор статьи, опираясь на веские аргументы тех, кто считает неправомочным канцелярским нововведением само понятие "канонических территорий", а также полагая необоснованными стереотипно предъявленные католической церкви обвинения в прозелитической агрессии на территории РФ, перемещает вопрос в более широкий и глубокий исторический контекст. Основное его внимание привлечено к кричащему противоречию между согласием РПЦ на основную идеологему постсоветской России ("вхождение в европейское, оно же цивилизованное сообщество") и ее стремление сохранить, в качестве поведенческой нормы для своей паствы, традиционную настороженность в отношении католицизма - исторического фундамента европейской цивилизации. Разумеется, стоя на столь противоречивой исходной позиции, трудно выработать внятную и последовательную линию поведения, что убедительно продемонстрировал последовательный провал всех попыток РПЦ воспрепятствовать визитам понтифика в восточнохристианское пространство или хотя бы на территорию стран СНГ. Анализ динамики процесса приводит автора к выводу о том, что упорные попытки РПЦ решить проблему своего влияния, апеллируя лишь к властному вмешательству государства и искусственно подогревая у паствы страх перед угрозой католического прозелитизма, лишь уводят от понимания ее сути.

Автор по-новому рассматривает события 1942 г. Он считает, что политики и военные, переоценив такие важные факторы, как крах гитлеровского блицкрига под Москвой и вступление в войну США, впали в эйфорию, полагая: немцев можно разгромить уже в 1942 г. Отрезвление наступило после того, как наше зимнее стратегическое наступление не достигло цели, а катастрофы в Крыму и под Харьковом открыли немцам дорогу на Сталинград и Кавказ. Тяжёлые сражения лета-осени 1942-го постепенно учили наши войска искусству ведения современной войны. Мощная военно-промышленная база, созданная на востоке страны, самоотверженность народа, отдававшего все силы для победы над захватчиками, позволили осенью 1942 г. переломить обстановку на фронтах. Автор раскрывает неразрывную связь между операцией "Уран" на юге и "Марс" в центральной России, анализирует их роль в осенне-зимней кампании 1942 г., объясняет неудачу операции "Марс" как оперативное поражение, в то же время позволившее одержать стратегическую победу под Сталинградом, т.е. военное руководство пожертвовало оперативным успехом ради стратегического. В результате был обеспечен коренной перелом в войне.

События 11 сентября 2001 г. высветили новую глобальную ситуацию, формирующуюся систему мировых связей. Кроме того, они стали триггером для системных действий, которые, если обобщить происходящее, являются "новым империализмом", т.е. активной политикой, нацеленной на опережение событий (прообраз будущей американской "доктрины упреждающих действий"). Одновременно с возвышением США очерчиваются также горизонты развития иного планетарного субъекта – экономистичного универсума Нового Севера, порождения универсальной "штабной экономики" и процесса транснационализации элит. Параллельно расширяется сфера прежнего Юга, оценки которого разнятся в диапазоне от "источника жизни", поддерживающего существование стареющего Запада, до "нового варварства", удушающего цивилизацию. Мировой Север и мировой Юг обретают глобальные пропорции, сосуществуя на единой планете, но представляя все более разнящиеся миры, обладающие различным историческим целеполаганием. На сегодняшний день прочерчиваются, пожалуй, два стратегических сценария развития событий. Одна логическая траектория, чей дизайн достаточно внятен, - мирное завершение строительства геоэкономического каркаса, или, проще говоря, создание глобальной эмиссионно-налоговой системы. Однако если наметившаяся каталогизация планеты окажется своеобразной иллюзией (истоки которой коренятся в механистичных представлениях эпохи Просвещения) и, соответственно, мир все чаще будет спотыкаться о возникающие турбулентности, то усилится стратегия, связанная с проведением упреждающих действий в сфере мировой политики, с утверждением динамичной системы управления процессами в качестве новой социальной нормы

Проведенный в статье анализ опубликованных в КНР данных показывает, что американская администрация в период после 1970 г., скорее всего, сильно недооценивала как уровень развития стратегических сил Китая, так и проблемы, которые их развитие в состоянии создать для Соединенных Штатов при переходе Пекина от пассивной внешней политики к активной. Выдвигается ряд аргументов в пользу той точки зрения, что американская политика в течение последних трех десятилетий была в целом (за исключением политики в отношении тайваньской проблемы) такой, какой ее хотели видеть в Пекине, и что она далеко не оптимальна с точки зрения государственных интересов США.

Со времен Геродота история понимается как Histories Apodexis – "Изложение событий", желательно исходящее из уст очевидца или же опирающееся на достоверные свидетельства. Однако ее научная институционализация произошла довольно поздно и была обусловлена двумя событиями: формулированием социологических законов и выделением источниковедения как базиса Histories Apodexis в ХIХ в. В последней трети XX в. основы исторического познания были потрясены "лингвистическим поворотом" и "постмодернистским вызовом", что вызвало кризис "науки истории". В статье рассматриваются проявления кризиса (возникшая дискретность исторического знания, "лингвистический поворот" и "постмодернистский вызов") и практикующиеся сегодня попытки выхода из него: критика постмодернизма, возникновение новых методологических направлений, развитие исторической герменевтики как наиболее совершенного из них, современное состояние исторического позитивизма и причины его устойчивости. Автор предлагает свой сценарий развития исторической науки: в корпорации произойдет раскол на авторов Histories Apodexis, понимающих стандарты своей профессии в позитивистском духе, и постепенно будет формироваться узкая прослойка профессиональных ученых, которая сумеет выработать новые научные стандарты, предъявляемые к историческому исследованию

Статья посвящена одному из аспектов советской национальной политики на Украине в 1920 годы, а именно еврейской сельскохозяйственной колонизации и тем проблемам, которые возникали между переселенцами-колонистами и местным населением. С помощью еврейской сельскохозяйственной колонизации на Украине руководство страны стремилось привлечь евреев к сельскохозяйственному труду, вовлечь еврейское население Советского Союза в социалистическое строительство и, улучшив его экономическое положение, укрепить своё влияние. Кроме того, большевики надеялись, что эта политика обеспечит поддержку СССР со стороны влиятельных еврейских кругов Европы и США. Однако колонизация по ряду причин, в основе которых лежал социально-экономический фактор, вызвала трения на национальной почве между местным населением и переселенцами и рост антиеврейских настроений как на селе, так и в городе. Отмечается, что при правильной организации переселения национальные трения становились слабее, уступая место добрососедским отношениям между представителями разных национальностей. В целом, хотя еврейская сельскохозяйственная колонизация и не решила всех задач, которые ставило перед собой руководство СССР, она сыграла свою роль в развитии межнациональных отношений в нашей стране.

Мальтийский Орден – государство с экстерриториальным статусом, расположенное в Италии. Его возраст насчитывает свыше девяти столетий, а история переплетена с прошлым и настоящим Европы и России. Возникший в Иерусалиме Орден менял свое местоположение, называясь то Орденом рыцарей Кипра, то Родоса, а с 1530 г. – Мальты, но всегда при этом оставаясь Орденом иоаннитов или госпитальеров. В XVI - XVII вв. он стал мощным военным государством, положившим конец турецкому владычеству на Средиземном море. Наибольшая активность во взаимоотношениях Мальтийского Ордена и России приходится на время царствования императора Павла I, заключившего в 1797 г. с Орденом Конвенцию и ставшего по просьбе руководства Ордена его Протектором. Когда. 12 июня 1798 г., после непродолжительного сопротивления, Мальта была сдана Наполеону Великим Магистром Фердинандом фон Гомпешем, никто из католических правителей Западной Европы не протянул Ордену руку помощи, но это сделал православный русский император. В последующей 200-летней истории Ордена были периоды приостановления его деятельности, сотрудничество с фашистскими правительствами Италии и Германии, вмешательство его влиятельного покровителя Ватикана, не раз остро стояла проблема суверенитета. В течение последних 100 лет Орден занимается проблемами благотворительности и милосердия и всеми силами пытается вернуться на Мальту.

Биография Г.А.Алексинското на фоне событий, к которым он был причастен, позволяет лучше понять особенности большевизма как явления не только политического, но и социокультурного, генетически связанного с ментальными чертами народного сознания и мироощущения интеллигенции в России. Яростный разоблачитель большевиков, сам в прошлом сторонник Ленина, Алексинский, однако, и в среде послеоктябрьской эмиграции был фигурой одиозной, сохраняя репутацию своеобразного большевика. Имелись в виду не взгляды – они не отличались постоянством, – а специфический стиль поведения, психологический рисунок личности этого деятеля. Вечный разоблачитель, он остался политиком-одиночкой и в свой звездный час, в момент публикации сенсационного заявления о связях большевистских лидеров с Германией. Патриотические настроения, на которые рассчитывали инициаторы акции и Алексинский, не обнаружили в условиях революции устойчивости и не помешали большевикам прийти к власти. Но одно из преимуществ большевиков перед их конкурентами состояло как раз в открытом разрыве с традицией моральных ограничений в политике. То, что на индивидуальном уровне оценивалось тогда как нравственная ущербность, было превращено в орудие революционной мобилизации народа и удержания власти.

В статье рассматривается современная ситуация и вопросы переструктурирования политики в результате проведения антитеррористической операции в Афганистане в Центральной Азии и среднеазиатском регионе. Весь макрорегион в той или иной мере поддерживает борьбу с терроризмом, но в русле этой борьбы происходит просачивание в регион США, которые разыгрывают там свою военно-политическую и экономическую игру. Одновременно происходит оттеснение Китая и вытеснение России, ставятся под контроль сырьевые ресурсы и транспортная инфраструктура. Во всех странах наращиваются и поддерживаются США атаки оппозиции на власть и происходит резкое увеличение количества осей раскола и размежевание населения и элит. Хаотизируется все политическое пространство, социальная структура становится все более фрагментарной, что приводит к наращиванию неустойчивости. Показано, что в Афганистане не произошло ничего, кроме роста нестабильности и… роста производства наркотиков. Это одно из свидетельств того, что мир начинает строиться иначе: на периферии создают управляемую нестабильность и одновременно способствуют стагнации. Новая «большая игра» – это гонка вооружений и одновременно гонка завоевания наркотерриторий. «Разборки» между потенциальными хозяевами мира приводят к построению периферии архаизированного типа. Сегодняшняя ситуация характерна и тем, что идеология как форма классического сознания и классического модерна подменяется магией, присущей одновременно и постмодерну и архаике. Их синтез чудовищен. Для сопротивления тем, кто насаждает архаизацию, необходима мобилизация всех здоровых сил общества на борьбу с его туземнизацией.

Проведенный в статье анализ опубликованных в КНР данных показывает, что американская администрация в период после 1970 г., скорее всего, сильно недооценивала как уровень развития стратегических сил Китая, так и проблемы, которые их развитие в состоянии создать для Соединенных Штатов при переходе Пекина от пассивной внешней политики к активной. Выдвигается ряд аргументов в пользу той точки зрения, что американская политика в течение последних трех десятилетий была в целом (за исключением политики в отношении тайваньской проблемы) такой, какой ее хотели видеть в Пекине, и что она далеко не оптимальна с точки зрения государственных интересов США.

В период между 1885 и 1905 г. традиционное представление американцев о России как о дружественной христианской империи сменилось миссионерским крестовым походом за реформирование отсталого самодержавия и освобождение угнетенного русского народа. Вопреки тому, что утверждали исследователи ранее, этот исторический сдвиг в американском мышлении возник не исключительно в результате все более реалистичного восприятия царистского угнетения или гнева, вызванного экспансией России на Дальнем Востоке. Для того чтобы в полной мере понять эту фундаментальную переориентацию, историкам следует изучить также то, как американцы стали направлять свое евангелическое рвение на Россию и как они переосмысливали расовый статус русского народа. Рассматриваемый в таком свете, крестовый поход за "свободную Россию" может быть понят как часть глобального расширения цивилизаторской миссии Америки. Вознаграждающим результатом этого процесса стало укрепление уверенности в особых достоинствах и добродетелях США. Таким образом, в периоде 1885-1905 гг. можно видеть ранние истоки как продолжающегося уже в течение века порыва к перестройке России, так и долговременной тенденции отношения американцев к России как к "темному двойнику" или "воображаемому двойнику" США.

После смерти Петра I долгое время ему не было достойной замены. Тем не менее, у его наследников хватило способностей для понимания необходимости заключения союзов с крупными европейскими государствами для того, чтобы не оказаться в дипломатической изоляции на случай возникновения масштабного кризиса в странах "восточного барьера". Россия хотела сохранить роль активного субъекта международных отношений для решения своих внешнеполитических задач. С этой целью она использовала, правда, не всегда умело, европейскую расстановку сил, определявшуюся франко-австрийским соперничеством на континенте и франко-английским – в колониальном мире. Общим итогом развития международных отношений в 18 веке было формирование тех компонентов европейской системы, часть из которых просуществовала до Крымской войны, другая – до Первой мировой. В Европе доминировали пять великих держав: Англия, Франция, Австрия, Россия и Пруссия.

Первоначальное евразийство было движимо пафосом протеста против эмигрантского политиканства. Спасение России оно видело не в новых политических потрясениях, а в сохранении и преумножении ее духовного и творческого потенциала. Но соблазненные быстрым успехом и перспективой влияния на внутрироссийские процессы евразийцы сами вскоре перешли к сочинению скороспелых и широковещательных историософских и политологических концепций, не лишенных пропагандистского и откровенно демагогического заряда. Публикуемые письма Г.В.Флоровского свидетельствуют о том, насколько болезненным для самого евразийства оказался этот отход от первоначальных задач, приведший в конечном счете к его расколу и деградации. События 11 сентября 2001 г. высветили новую глобальную ситуацию, формирующуюся систему мировых связей. Кроме того, они стали триггером для системных действий, которые, если обобщить происходящее, являются "новым империализмом", т.е. активной политикой, нацеленной на опережение событий (прообраз будущей американской "доктрины упреждающих действий"). Одновременно с возвышением США очерчиваются также горизонты развития иного планетарного субъекта – экономистичного универсума Нового Севера, порождения универсальной "штабной экономики" и процесса транснационализации элит. Параллельно расширяется сфера прежнего Юга, оценки которого разнятся в диапазоне от "источника жизни", поддерживающего существование стареющего Запада, до "нового варварства", удушающего цивилизацию. Мировой Север и мировой Юг обретают глобальные пропорции, сосуществуя на единой планете, но представляя все более разнящиеся миры, обладающие различным историческим целеполаганием. На сегодняшний день прочерчиваются, пожалуй, два стратегических сценария развития событий. Одна логическая траектория, чей дизайн достаточно внятен, - мирное завершение строительства геоэкономического каркаса, или, проще говоря, создание глобальной эмиссионно-налоговой системы. Однако если наметившаяся каталогизация планеты окажется своеобразной иллюзией (истоки которой коренятся в механистичных представлениях эпохи Просвещения) и, соответственно, мир все чаще будет спотыкаться о возникающие турбулентности, то усилится стратегия, связанная с проведением упреждающих действий в сфере мировой политики, с утверждением динамичной системы управления процессами в качестве новой социальной нормы

Теракт в театре показал, что в России существуют крупные элитные силы, готовые с целью смены власти допустить развал страны, разыграв при этом «чеченскую карту». Утверждения о том, что в стране произошла буржуазная революция, не имеют под собой никаких оснований. Фактически наша элита в результате «приватизации базиса путем распиливания надстройки» запустила в стране процессы политико-экономической феодализации и социальной архаизации. Для вторичного феодализма сильный государственный центр не нужен, феодализм требует конфедерализации. Реальный ресурс находится в руках квазигосподствующего класса-паразита, высасывающего страну и не создающего устойчивых производительных укладов. А в этих условиях субъект, который хочет чего-то другого, должен решать проблему ресурса (и в том числе денег) для борьбы за свой альтернативный проект. Деньги могут возникать вокруг определенного проектного синтеза или тактического совпадения интересов на основе реализации своего проекта (и тогда это субъект и политика). А могут они возникать на основе встраивания в чужой проект (и тогда это лакей и предательство). У Березовского есть проект, и потому он субъект. А Проханов берет деньги у Березовского для реализации его конфедералистского проекта. Целостность России держится на очень тонких нитях. Главное чудо – та устойчивость, с которой народы Северного Кавказа не поддаются на чеченские провокации. И взорвать ситуацию очень легко: соединением квазилиберальных и квазипатриотических провокаций с ошибками власти.

В статье рассматривается процесс формирования России как полиэтнонациональной державы за счет расширения ее территории на Северный Кавказ. Подчеркивается, что в отличие от других империй (например, Великобритании) главной целью России было не получение материальных и политических выгод, а гражданское приобщение инородцев к остальным подданным. Вместе с тем, отмечается, что при установлении единства России и Кавказа существовали противоречивые тенденции. С одной стороны, нельзя забывать о наличии внутрирегиональных, внутригорских противоречий, следствием которых было желание значительной части населения солидаризоваться с Россией. С другой стороны, особенности психологического склада горских народов таковы, что они не приемлют государственного насилия. Поэтому России удалось победить не столько силой оружия, сколько силой нравственного авторитета. Вхождение в состав империи не было сопряжено с подавлением, напротив, туземные народы сохранили свои обычаи и возможность свободно развиваться, находясь подчас в экономически более выгодных условиях, чем коренное население. Автор подчеркивает, что Россия была и остается не просто полиэтнонациональным государством, она обладает нравственным потенциалом, благодаря которому спасла от угрозы полного уничтожения малые народы.

Настоящая работа представляет собой краткий ретроспективный анализ принципиальных аспектов эволюции отношений греков- и турок-киприотов на Кипре с 1571 г. (появление на острове турко-кипрской общины) до настоящего времени, а также попытку ответить на вопрос о корнях, причинах и возможных путях урегулирования кипрской проблемы. Статья сосредотачивается на рассмотрении межобщинного уровня взаимодействия, ограничиваясь лишь тезисным освещением, где это необходимо, специфики участия в кипрской ситуации «внекипрских» акторов – Греции, Турции, Великобритании, Европейского Союза, ООН и т.д. Вычленение ключевых моментов процесса межобщинного взаимодействия позволяет автору сделать вывод о гармоничном развитии межобщинных связей вплоть до второй четверти ХХ века и об отсутствии всякого рода предопределенности / неизбежности в возникновении противостояния. Переход к конфликтной стадии стал результатом неконтролируемого процесса вызревания национального самосознания общин, предотвратившего формирование единой «общекипрской» (надобщинной) идентичности. Британская система управления (1878–1960 гг.) стимулировала и ускорила этот процесс, но не стала его первопричиной. Вооруженная фаза межобщинного противостояния не была неминуемой, но стала итогом эгоистической политики обеих общин, а также стратегий внекипрских сил – прежде всего, Великобритании, Греции и Турции, а также США. С учетом относительной «молодости» конфликта и его высокой эмоциональной напряженности автором излагаются основные аспекты плана урегулирования, предложенного Генеральным секретарем ООН К.Аннаном 11 ноября 2002 года, а также делаются выводы о его перспективах и возможных стратегиях разрешения кипрской проблемы в целом

Исследование посвящено определениям истории в русском историописании XVI века. На примерах летописей, Азбуковников и сочинений А.М.Курбского в статье показано, что под «историей» в это время понимался особый от иных жанров историографии тип повествования, родственный такому повествовательному жанру, как краткий рассказ. Особенно сильно на зарождении историописания в России сказались эсхатологические ожидания и распространившаяся практика толкования знамений, предопределившие усложнение предписаний по интерпретации событий и составлению исторических сочинений.

Губернатор был наиболее характерным представителем мира высшей российской бюрократии в произведениях русских писателей XIX века. Литературные источники отразили различия в отношении к губернатору разных сословий и социальных групп, а также преувеличенные надежды, нередко возлагаемые на начальника губернии общественным мнением. В то же время, как видно из литературных произведений, широкие представления самого губернатора о своей миссии сочетались со стремлением быть не столько «хозяином» и начальником губернии, сколько посредником и арбитром, а также центром губернской светской жизни.

Преодоление сложившихся стереотипов и представлений в оценке событий прошлого – дело сложное, требующее такой же чуткости и творческого напряжения, как и работа реставратора. Только убрав все сглаженности и наслоения в характеристике фактической и хронологической канвы событий и их действующих лиц, можно уйти от той безликой «равнодействующей», против которой так активно выступал в прошлом веке Борис Николаевский, один из ведущих исследователей политической истории России.

Публикуемое письмо об истории создания в Саратове художественного музея им. Радищева и его основателе – профессоре живописи, внуке Радищева, А.П.Боголюбове, энергия, инициатива и финансовые средства которого послужили фактически фундаментом этого художественного учреждения – первого в России общедоступного провинциального музея и рисовальной школы.