В статье-рецензии рассматривается одна из идей книги А. В. Каравашкина «Власть в средневековой Руси. Смысловые уровни полемических текстов» (2021) – конвенциональные модели, трактующие отношения правителя-мучителя и его жертвы. Противостояние мученика мучителю-язычнику выражается в обличении, отношение мученика к тирану-христианину – в кротком приятии смерти. А. В. Каравашкин прослеживает эволюцию этих двух моделей, проявившуюся, в частности, в наделении тирана-христианина признаками вероотступника и в изображении жертв обличителями его преступлений. В статье показано, что две модели совмещены еще в новозаветном повествовании об убиении Стефана Первомученика и что в действительности фигура мучителя-христианина соотносится с царями-язычниками и отступниками еще в памятниках Борисоглебского цикла. Прослеживается, как князь Андрей Курбский реализует парадигму обличений мучителя в своих посланиях Ивану Грозному.

В статье рассматриваются функции имени библейского первоубийцы Каина как прецедентного для изображения и именования Святополка Окаянного в памятниках Борисоглебского цикла. Именование Святополка оканьный основывается на принципе паронимической аттракции (сближение с именем Каинъ, которому как бы приписывается семантика отверженности и крайней греховности). Показано, что функционирование лексемы оканьный в этих текстах различно: в «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора она употребляется по отношению к Святополку преимущественно в номинативной, а не в атрибутивной функции и словно становится его именем и одновременно превращается в окказиональный эквивалент имени Каинъ. Почти полный отказ Нестора от использования собственного имени Святопълкъ/Святополкъ, по-видимому, связан с его сакральными коннотациями (корень свят-). Прослеживается, как в позднейшей древнерусской словесности само имя Святопълкъ/Святополкъ становится прецедентным.

В статье рассматривается одно из различий «Слова о полку Игореве» и киевской летописной повести: в «Слове» главным противником Игоря представлен не хан Гзак, как в летописи и, очевидно, в реальности, а хан Кончак. Показано, что такая замена связана со стремлением автора «песни» обратить поражение Игоря в символическую победу. Если в части «Слова» до пленения новгород-северского князя используется код героического эпоса, то после поражения Игоря это код волшебной сказки: Игорь словно бы был убит в бою, он как бы возвращается из царства мертвых, посрамив Кончака, взявшего его в плен, а Игорев сын Владимир уводит от Кончака его дочь. В отличие от летописной повести, фиксирующей исторические факты, «Слово о полку Игореве» их преображает в соответствии с принципами мифопоэтики. Независимо от того, являлось ли изначально «Слово о полку Игореве» памятником устной словесности или было создано в письменной форме, это авторский текст, оригинально переосмысляющий фольклорные традиции.

В статье анализируется рассказ Н.С.Лескова «Левша». Показано, что лесковский рассказ обладает во многом амбивалентной семантикой и что авторская оценка главного героя и России не может быть признана как безусловно позитивной, так и абсолютно отрицательной. Своеобразие трактовки Лесковым мотива противостояния русских и англичан и оппозиции Россия – Англия объясняется полемикой автора с русской национальной мифологией. Доказывается, что идеологическими подтекстами для рассказа являются теория официальной народности и славянофильство, отношение автора к которым окрашено иронией. «Левша» создавался как предостережение против национального самодовольства и чванства, для которых такие идеологические построения могут явиться питательной почвой.

В статье рассматриваются различные интерпретации летописного сказания о призвании варягов, в частности концепция Е.А.Мельниковой и В.Я.Петрухина, доказывающих, что в сказании сохранились сведения о договоре, заключенном Рюриком с призвавшими его народами. Также анализируется критика «договорной» гипотезы различными исследователями. Показано, что «договорная» гипотеза опирается на ряд весомых аргументов, однако не лишена некоторых уязвимых мест. Бесспорное признание реальности договора Рюрика с местным населением или отрицание его существования затруднительно из-за отсутствия необходимых данных.

В статье рассматривается один из интереснейших памятников литературы и общественной мысли Древней Руси XV в. – «Повесть о Дракуле». Обыкновенно исследователи интерпретируют это произведение как апологию сильной власти и как оправдание репрессий в интересах государства и общественного благополучия. Оценку главного героя, валашского (румынского) господаря Дракулы, принято считать неоднозначной: Дракула соединяет в себе черты деспота и садистскую жестокость с храбростью, справедливостью и государственной мудростью. В статье доказывается, что оценка главного героя произведения исключительно негативная, а его методы управления представлены не только как греховные, но и как вредоносные. В идейном плане «Повесть о Дракуле» вписывается в древнерусскую традицию и не имеет ничего общего с социально-политическими представлениями таких апологетов «грозной» власти, как публицист Иван Пересветов и царь Иван IV. Оригинальность «Повести» заключается не в авторской позиции, а в средствах ее выражения: автор побуждает читателей самих понять, почему Дракула – деспот, служащий дьяволу.

В статье рассматривается один из интереснейших памятников литературы и общественной мысли Древней Руси XV в. – «Повесть о Дракуле». Обыкновенно исследователи интерпретируют это произведение как апологию сильной власти и как оправдание репрессий в интересах государства и общественного благополучия. Оценку главного героя, валашского (румынского) господаря Дракулы, принято считать неоднозначной: Дракула соединяет в себе черты деспота и садистскую жестокость с храбростью, справедливостью и государственной мудростью. В статье доказывается, что оценка главного героя произведения исключительно негативная, а его методы управления представлены не только как греховные, но и как вредоносные. В идейном плане «Повесть о Дракуле» вписывается в древнерусскую традицию и не имеет ничего общего с социально-политическими представлениями таких апологетов «грозной» власти, как публицист Иван Пересветов и царь Иван IV. Оригинальность «Повести» заключается не в авторской позиции, а в средствах ее выражения: автор побуждает читателей самих понять, почему Дракула – деспот, служащий дьяволу.

В статье рассматриваются последствия и перспективы реформ, начатых в российском образовании в 2000-е и начале 2010-х годов. В центре внимания: идея радикального сокращения преподавательского корпуса; концепция «эффективного контракта», заключаемого преподавателем с администрацией учебного заведения; библиометрические показатели как критерий эффективности научной деятельности преподавателя; введение итогового сочинения в выпускных классах и изменения в контрольно-измерительных материалах Единого государственного экзамена по русскому языку, прежде всего серьезнейшее упрощение заданий; снижение минимальных баллов ЕГЭ, необходимых для поступления в высшее учебное заведение. Отмечается непродуманность проведенных и намеченных преобразований, значительное усиление бюрократизации и необоснованный рост отчетности. Предложен ряд мер, способных остановить губительную тенденцию.

В статье рассматриваются последствия и перспективы реформ, начатых в российском образовании в 2000-е и начале 2010-х годов. В центре внимания: внедрение в высшем образовании Болонской системы и концепции Liberal Arts; идея радикального сокращения преподавательского корпуса; концепция «эффективного контракта», заключаемого преподавателем с администрацией учебного заведения; введение итогового сочинения в выпускных классах и изменения в контрольно-измерительных материалах Единого государственного экзамена по русскому языку. Отмечается непродуманность проведенных и намеченных преобразований, значительное усиление бюрократизации и необоснованный рост отчетности. Предложен ряд мер, способных остановить губительную тенденцию.

В журнале публикуются материалы конференции, состоявшейся в декабре 2013 года на филологическом факультете МГУ им. М.В.Ломоносова и посвященной одному из древнейших памятников русской словесности, «Повести временных лет». Перед нами древнейший свод русской истории, памятник, заключающий важнейшие мифологемы и идеологемы восточнославянского прошлого. Участники конференции сосредоточились на проблемах герменевтики, целостности текста и происхождении «Повести временных лет», значение которой не ограничивается по-прежнему узкими профессиональными интересами медиевистов. Ведь «Повесть временных лет» была призвана ответит на вопрос: «Откуда пошла есть Русская земля?»

В статье рассматривается современное состояние российского общества и отношение к власти в сравнении с комплексом представлений и ожиданий, характерных для так называемого демократического движения и либерально настроенной интеллигенции в эпоху перестройки, накануне реформ, начатых в 1992 году. Демократический «проект» сравнивается с двадцатилетними итогами реформ по таким параметрам, как свобода, справедливость и общественные настроения и ценности. Показано, что ожидаемая свобода не достигнута в социальном аспекте, демонстрируется пренебрежение принципами справедливости, оказавшее негативное влияние на массовое сознание, находящееся в состоянии кризиса и деградации. По мнению автора статьи, у власти отсутствует целостная концепция реформ, осуществляемые ею преобразования и даже декларации о намерениях являются имитацией системных реформ, модернизации.

В статье рассматриваются такое многозначное понятие, как «интеллигенция», и соответствующий ему феномен – интеллигенция как особенное явление в социальной, политической и культурной истории старой России, Советского Союза и России современной. Демонстрируется, что неопределенность и расплывчатость, нетерминологический характер этого понятия являются отражением реальной исторической ситуации, в которой интеллигенция сложилась не столько как объективная данность, сколько как общность, определяемая прежде всего через самосознание, через самоидентификацию и представление об особой миссии. Рассматриваются причины, обусловившие эрозию интеллигенции в указанном значении в постсоветской России.

В статье рассматривается теория «Москва – Третий Рим» и проблема ее рецепции в культуре Нового времени, прежде всего, в Петровскую эпоху. Демонстрируется несостоятельность принадлежащего Ю.М.Лотману и Б.А.Успенскому мнения, что теория псковского книжника Филофея оказала влияние на идеологию Петра I, и в частности, на формирование концепта Петербурга как нового Рима. В работе приводятся новые аргументы в пользу интерпретации теории «Москва – Третий Рим» как сугубо религиозного, историософского, а не политического, не идеологического конструкта.

В статье рассматриваются работы В.Н.Топорова, посвященные изучению древнерусской агиографии, демонстрируются преемственность его подхода по отношению к подходу Г.П.Федотова и кардинальные отличия от исторического и литературоведческого изучения житий. Метод В.Н.Топорова рассматривается как оригинальный пример философского (историософского) дискурса, как опыт в области реконструкции идеального текста, «сверхмифа», создаваемого миром и о мире. В более узком применении это попытка воссоздания, реконструкции психологического облика, духовного и душевного «я» святого. По своей установке и во многих конкретных интерпретациях, не предполагающих строгой верификации, этот подход принципиально отличается от методологии так называемой тартуско-московской школы, к которой принято относить В.Н.Топорова.

В статье рассматривается реформа высшего образования в современной России, в частности преобразование образовательной системы в соответствии с требованиями Болонской конвенции. Реформа рассматривается на историческом фоне смены моделей высшего образования — от античности до наших дней. В традиционной образовательной системе ценность знаний не была утилитарной, в ней высокое место занимали гуманитарные дисциплины. В обществе потребления знания и образование приобретают сугубо практическую ценность, а нравственная составляющая образования редуцируется до привития неких элементарных навыков социализации. Образование нуждается в переменах, однако идеология тотальной ориентации на запросы рынка и на экономию расходов, определяющая современные преобразования, навязываемые насильственно, способна привести к чудовищным потерям.

Рассматривается статья Ютты Шеррер и отклики на нее В.Булдакова и И.Кондакова. Оспаривается мнение Ютты Шеррер о современной культурологии как о «служанке» и идеологическом инструменте современной российской власти. Также критически оценивается идея о мифологизации «Серебряного века» (и, прежде всего, философии Н.А.Бердяева) в культурологии как о проявлении фундаменталистской национальной самоидентификации. Автор указывает на сложный и отнюдь не фундаменталистский генезис отечественной культурологии (воздействие идей Тартуско-Московской школы и т.д.) и наличие в ней далеких от тоталитаризма и фундаментализма тенденций.