Происходящее с Россией за последние двадцать лет беспрецедентно. После распада СССР народ и руководители страны надеялись встроиться в новый порядок, вектор которого определялся по преимуществу стратегами Запада. Эта политика проистекала по преимуществу из отказа от собственной миссии, в угоду чужим интересам. Забыв о своем историческом предназначении, мы стали требовать для себя равных прав с теми, кто во внешнем мироустроительном проекте фигурировал изначально. Однако эти надежды оказались иллюзорными. В европейском доме Россию никто не ждал. Правопреемница СССР погружается в регресс. И, несмотря на то, что в эпоху Путина угрожающий суверенитету распад государства и его институтов был временно приостановлен, опасность дальнейшего соскальзывания в бездну исторического небытия по-прежнему очень велика. Конечно, речь должна идти об активизации мобилизационного ресурса. Сама же мобилизация должна проводиться в условиях осуществления сверхдержавного проекта. Есть ли для этого силы у современной России? Речь идет не о формальной мобилизации, а о мобилизации культурно-исторической ("мобилизационная модель существования"). Пока политический истеблишмент страны не понимает этой задачи. В основе любого проекта должны находиться новые идеи, то новое слово, которое страна может сказать миру. Этот разговор должен быть для нас не функционален, а самоценен. Он должен не уводить от политики, а приводить в нее.

Во второй части статьи автор касается вопросов послевоенного стратегического мышления и поведения США, определяемых их преобладанием в атомных вооружениях. Хиросима вызвала к жизни убеждение, что ведомый Америкой Запад и постоянная готовность Вашингтона использовать ядерное оружие смогут сдержать распространение советского влияния, ответить на новые вызовы Третьего мира и сохранить глобальное доминирование цивилизации западного типа. Как это видно из приводимых в статье документальных материалов, главный конфликт между претендующим на преобладающую роль в мире либерализмом американского типа и коммунизмом различных разновидностей был продуктом не только коллизии множества исторических сил, но также и конфликтом личностей, человеческой изменчивости, присущей тем, кто принимает решения, политикам, военным, ученым-ядерщикам, идеологам и стратегическим аналитикам. В этой части статьи автор концентрирует внимание на советско-американской конкуренции в области технологий, прошедшей новый цикл, начиная с конца американской атомной монополии в 1949 г. и появления у вашингтонского военного и внешнеполитического истеблишмента опасных планов упреждающей ядерной войны. Автор приходит к выводу, что большой сдвиг в советско-американских отношениях, произошедший с конца 50-х годов ХХ столетия по сегодняшний день, когда лидеры обеих стран могут серьезно обсуждать вопросы ядерного нераспространения или даже запрещения ядерного оружия, явился результатом комбинации «хорошей дипломатии», возникшей благодаря достигнутому примерному ядерному паритету, психологической революции после запуска советского Спутника и фундаментальных изменений в структуре мира.

Берлинский кризис 1948–1949 годов был первым в длинной череде послевоенных кризисов вокруг бывшей столицы германского рейха, которые иллюстрировали нерешенность германского вопроса и неудовлетворительное состояние обеспечения безопасности в Европе. Непосредственным поводом для возникновения кризиса послужила сепаратная денежная реформа в трех западных зонах оккупации Германии, распространенная также на Западный Берлин. Более глубокие причины заключались в линии западных столиц на раскол Германии и включение ее западной части в направленные против Советского Союза политические комбинации. Соответствующие решения были приняты на сепаратной конференции западных держав в Лондоне (23 февраля – 6 марта 1948 года), на которую СССР не был приглашен. У Советского Союза было не так много возможностей, не прибегая к силе, оказывать давление на западные позиции. Одной из них был Западный Берлин, существование которого зависело от коммуникаций, связывавших его с западными зонами оккупации Германии. После того как 20 марта советский представитель вышел из союзного Контрольного совета для Германии в знак протеста против лондонских решений, на западноберлинских коммуникациях начались «контрольно-ограничительные мероприятия» советских оккупационных властей, серьезно затруднившие передвижение по ним. После 20 июня, когда в западных зонах и Западном Берлине в силу вступила сепаратная денежная реформа, наземные и речные пути сообщения между ними были перекрыты наглухо. Однако воздушные коридоры остались открытыми, хотя сделать их использование невозможным было сравнительно просто. Почему это не было сделано и каковы были итоги кризиса, урегулированного в мае 1949 года соглашением между СССР и США, рассказывается в данной статье.

В статье рассмотрен сложный путь подготовки и подписания советско-чехословацкого договора 1943 г. В 1940 г. польское эмигрантское правительство выступило с идеей о конфедеративном (федеративном) объединении после войны Польши и Чехословакии. Мысль была одобрена и поддержана англичанами. Конфедеративное устройство территорий, непосредственно прилегавших к СССР, представлялось Форин Оффис определенным шагом к укреплению английского влияния в восточноевропейском регионе и продолжением политики «санитарного кордона» в отношении Советского Союза. Идею с воодушевлением подхватило руководство чехословацкой политической эмиграции в Лондоне, поставив одновременно условие: Советский Союз должен быть согласен с созданием конфедерации. Москва заняла настороженно-выжидательную позицию. Статья основана на ставших ныне известными материалах российских и чешских архивов.

Во 60-е годы прошлого столетия Западную Европу и США сотрясали молодёжные бунты. На улицы выплеснулся причудливый коктейль из рок-н-ролла, пацифизма, анархизма, маоизма и экзотической мистики. Кульминацией стала так называемая Парижская весна 1968 года. Прошло ровно 40 лет. Юбилейные публикации выдержаны в романтических и ностальгических тонах. Что поделаешь, живописные и наивные «дети цветов» не могли выжить в каменных джунглях. Их идеализм оказался несовместим с жёсткими рациональными законами экономики и политики. Кто-то из бунтарей погиб, кто-то «продался буржуям» и заседает в Европарламенте. С точки зрения автора статьи, многие устои современного глобального миропорядка – это осуществлённые на практике лозунги Парижской весны. Казалось бы, что может быть общего у чиновников из Министерства образования Российской Федерации с парижскими студентами, которые выходили на демонстрации под лозунгами «Профессора устарели!» и «Дважды два уже не четыре!» Между тем, в основе всей современной так называемой «реформы образования» лежит установка на «освобождение» молодёжи от «лишних» знаний. Получается парадокс: прогрессивное (даже слишком) движение обернулось мракобесной реакцией. А длинноволосые борцы за «тотальное освобождение» вовсе не проиграли и не «продались». Тот общественный строй, который утверждается сегодня вместо капитализма, очень многим обязан бунтарям 1968 года. Если посмотреть с этой точки зрения, получится, что они всё-таки победили ненавистных буржуев. Но, видит Бог, лучше бы этого не делали…

Место общественных организаций в процессе формирования в России начала 20 века гражданского общества, разнообразные трактовки понятия "общественность", взаимоотношения структур общественности с государством – таково рассматриваемое в статье содержание новой монографии историка А.С.Тумановой. Изучение этих вопросов позволяет дать ответ на более широкий вопрос – о том, имелся ли и каким был потенциал дальнейшей модернизации российского общества, прерванной Первой мировой войной и революцией 1917 года. Материал, сконцентрированный в книге Тумановой, обнаруживает противоречивость предреволюционной ситуации. В книге анализируются факторы, влиявшие на постепенный отход бюрократии от тотального контроля за общественностью, однако, как считает автор, мера необходимого контроля так и не была найдена.