Выступление в Конгрессе министра обороны США, в котором он ввел Россию в «ось зла», было одной из причин нелицеприятного доклада российского президента на конференции по безопасности в Мюнхене. В.В.Путин достаточно жестко охарактеризовал политику США и НАТО, а также заявление главы Пентагона о необходимости увеличения военных расходов, в частности, в связи с неопределенностью обстановки в России. Активизация США и НАТО на российском направлении создает значительные проблемы для России, поскольку северо-атлантический блок приближается непосредственно к российским границам и даже входит на территорию постсоветского пространства. Проблема отношений США и России – это проблема слабости России, которой спешат воспользоваться США. Поэтому реакцию некоторых кругов в России на сложившуюся ситуацию, как «не надо драматизировать», авторы статьи подвергают резкой критике, аргументировано показывая, что планируемое размещение НАТО ракетных баз в Польше и РЛС в Чехии направлено именно против России. Так что 20-летняя эпоха иллюзий, касающихся «вхождения России в Запад», подошла к концу. Нам нужны суверенное государство и суверенный суперпроект.

Холодная война формально могла начаться во второй половине 40-х годов прошлого века, но если иметь в виду многообразие ее форм (включая, например, сферу поп-культуры), внезапность, интенсивность и долговечность, то все это можно объяснить только ее уходящими вглубь прошлого корнями. Игнорировать предысторию холодной войны означало бы не заметить важные составляющие этого явления. Автор статьи совершенно четко формулирует свою позицию по этому вопросу, называя, в частности, типичной ошибкой объяснение происхождения холодной войны преимущественно из противоположности идеологий, из конфликта ленинского коммунизма и западного либерализма, восходящего к 1917 г. Автор полагает, что новый подход к истории международных отношений в ХХ веке требует проведения анализа проблемы под иным углом зрения – прежде всего с учетом геополитических коллизий, в которые оказались втянуты вследствие выполнения задач по обеспечению безопасности страны как дореволюционная политическая элита России, так и большевики, взявшие власть в ноябре 1917 г. и оказавшиеся в годы революции, Гражданской войны и в межвоенный (1919–1939 гг.) период лицом к лицу с сильным и враждебным Западом. В первой части статьи автор фокусирует внимание на усилиях дипломатии США, направленных на предотвращение расширения советского влияния в мире и прежде всего в Европе и Азии. Фактически это была установка на «протосдерживание» СССР, поддержанная различными силами – правительством, консервативными политиками и «русскими экспертами» такими, как Буллит, Келли, Гендерсон, Бирл, Кеннан.

Парадоксальное выражение «лишние люди», введенное в литературу И.С.Тургеневым, широко использовалось отечественной литературной критикой и стало в истории культуры России понятием общепринятым, даже «клишированным». В статье это понятие используется для раскрытия экстраординарной личности и удивительной судьбы выдающегося представителя медицинской науки середины XIX века профессора Московского университета Г.И.Сокольского. Авторы впервые привлекли к анализу такие источники, как письма Сокольского и письма тех лиц, кто сыграл решающую роль в его судьбе, хранящиеся в РГАЛИ, отделе рукописей РГБ и отделе письменных источников ГИМ, а также многочисленные материалы мемуарной литературы, характеризующие не только самого героя повествования, но и университетскую и городскую среду.

В центре внимания автора статьи «Дневники 1973–1983» незаурядного религиозного (православного) мыслителя середины XX в. отца Александра Шмемана, вернее, его взгляд на Соединенные Штаты. Родившийся вне России и проживший большую часть жизни в США, он всегда ощущал себя «частью русского народа» (его предки по материнской линии были русскими). О. Александр пристально следит за повседневной жизнью Соединенных Штатов – страны своего проживания, за хитросплетениями внутренней и внешней политики 70-х – первой половины 80–х годов, дает тонкие сравнительные характеристики русским и американцам, выдвигает свою трактовку некоторых аспектов деятельности американских президентов, рассуждает об американской демократии, сопоставляя ее с европейской, высказывает свои взгляды на американскую литературу, искусство, обращает внимание на множество частных явлений американской жизни. Нельзя не признать, что мысли Шмемана продолжают оставаться участниками полемики сегодняшнего дня, предлагая свои варианты ответов на вопросы, которые ставит перед нами современная жизнь.

Вспыхнувшее в марте 1793 г. восстание охватило несколько департаментов вдоль нижнего течения Луары и к югу от него (на границах трех прежних провинций Анжу, Пуату, Бретань) и получило в истории известность под именем «Вандеи». В сложной социально-экономической, политической и международной ситуации оно угрожало жизни молодой Французской республики. Многие понятия Французской революции прочно укрепились в европейских языках. При этом их смысловое значение, вначале достаточно узкое, сильно расширилось («правые» и «левые» как синонимы консерваторов и демократов, «Термидор» в смысле «откат революции» и т.д.). Беспрецедентная по жестокости и количеству жертв гражданская война стала не только прелюдией к экстраординарной внутриполитической борьбе, но и отправной точкой формирования главного политического водораздела между «патриотическим» (республиканским) Востоком и «контрреволюционным» (консервативным) Западом, сохранявшего силу вплоть до конца ХХ века. Не удивительно, что драматические события 1793–1796 гг. стали излюбленным сюжетом художественной литературы. Сам же термин «Вандея» воспринимался впоследствии исключительно в качестве знакового понятия (или аллегории), обозначающего не конкретное историческое событие, а контрреволюцию вообще. Подобная ситуация повлияла на успешное международное «заимствование» нового образа. Представление, например, об Октябре 1917 г. как о завершении мысли и дела Французской революции, лишило Вандею исследовательского интереса, ибо крестьянский мятеж против революционной власти выпадал из марксистско-ленинской интерпретации и противоречил оформившейся теории буржуазных революций, где народ неизменно выступал среди ее наиболее активных движущих сил.

Автор рассматривает процессы переломного в исторических судьбах России 1917 года, увиденные глазами современников – мастеров отечественной сатиры и юмора, в соотнесении их – в основном на уровне подтекста – с событиями 90-х гг. прошлого века. Явлениями, во многом узнаваемыми и сопоставимыми в своих внешних проявлениях, хотя и имеющими совершенно различные корни. Автор адресует настоящий материал в первую очередь тем, кто склонен в познании прошлого и настоящего к широким историческим сопоставлениям в выявлении «хромосомного набора» в ткани событий и явлений нашей истории, суть которого заключается в определенном алгоритме повторяемого и неповторимого в поведении субъектов исторического процесса. Продвигаясь в русле такого подхода, считает он, можно с определенной степенью условности, метафоричности говорить о наличии достигающего ментального уровня «генетического кода» отечественного исторического процесса. Кода, который в нашем конкретном случае подразумевает тот лихорадочный пульс российской истории, когда модернизационные подвижки оказываются тесно сросшимися с явлениями демодернизационного и контрмодернизационного плана. В результате чего как революционные скачки, так и системные реформы, начинаясь с завышенных надежд и многошумных деклараций, оборачиваются затем социальным и, более того, цивилизационным откатом.