Статья содержит анализ событий, которые свидетельствуют о возможном развале России, а также поиск путей борьбы с этим развалом. Автор описывает, как на территории России развертывается ликвидационный проект. У этого проекта есть внешний заказчик, но внешнего заказа без внутренней инфраструктуры не бывает. Эта инфраструктура слагается из тех, кто заинтересован в ликвидации. При этом, если лидер государства не может переломить эту ситуацию, он должен отвечать за соучастие в ней. Борьба с ликвидацией невозможна без Проекта. Противопоставить ликвидации можно только мобилизацию.

Во второй части публикации утверждается, что женщина «делает» мужчину, а потому несет за него ответственность перед собой и обществом. Ребенок – почти исключительно сфера женского творчества. Необходимо вернуть в общественное сознание представление о том, что дети – счастье и благословение, а не обуза, а их воспитание – важнейшая работа. Поскольку душевный комфорт мужа и детей зависит от жены и матери, а его разбалансировка ведет к глубоким кризисам не только семьи, но и всей их деятельности и, соответственно, общества, женщине невозможно далеко и надолго отвлекаться от своих обязанностей в семье. Маскулинизация женщины усугубляет процессы, пускающие мир вразнос, провоцирующие переброску половых полюсов и, в конечном итоге, гибель человеческого вида. Автор считает, что задача любой революции – сломать женщину. Лидеры суфражизма добились, в интересах своих семей, закабаления других женщин через рынок труда. Отмечается, что события 1991 г. в России вернули в нашу жизнь базовые женские ценности. Теперь женщине важно заново осознать свою ответственность и использовать современные возможности своей творческой занятости.

На развалинах СССР распространилось представление о том, что коммунизм и нацизм – варианты одной и той же «тоталитарной» идеологии. Никаких принципиальных различий между ними якобы не существует. Автор статьи полагает, что принципиальное различие имеется, как существует разница и между советским солдатом и эсэсовцем. И дело не в том, что один «русский», а другой «немец»: среди гитлеровских карателей отметились люди разных национальностей, включая вовсе не арийские. Дело в идеологии. Коммунизм и нацизм не просто расходятся в каких-то пунктах – это несовместимые и взаимоисключающие мировоззрения. Поэтому крушение СССР не могло не обернуться реваншем тех сил, которые потерпели поражение в 1945 г. И не только в Прибалтике и на Западной Украине. Идея «бей негров» (азербайджанцев, армян, евреев, русских, нужное подчеркнуть) возникает в пустой бритой голове не сама собой. Это закономерная реакция снизу на то, что сверху – там, где большие деньги и учёные степени – радикальный антикоммунизм достиг своего естественного завершения. Слово «интернационалист» в 1990-е гг. стало ругательным. «Белые пятна» (цензурные умолчания) советской исторической науки стали коричневыми пятнами новой конъюнктуры.

На развалинах СССР распространилось представление о том, что коммунизм и нацизм – варианты одной и той же «тоталитарной» идеологии. Никаких принципиальных различий между ними якобы не существует. Автор статьи полагает, что принципиальное различие имеется, как существует разница и между советским солдатом и эсэсовцем. И дело не в том, что один «русский», а другой «немец»: среди гитлеровских карателей отметились люди разных национальностей, включая вовсе не арийские. Дело в идеологии. Коммунизм и нацизм не просто расходятся в каких-то пунктах – это несовместимые и взаимоисключающие мировоззрения. Поэтому крушение СССР не могло не обернуться реваншем тех сил, которые потерпели поражение в 1945 г. И не только в Прибалтике и на Западной Украине. Идея «бей негров» (азербайджанцев, армян, евреев, русских, нужное подчеркнуть) возникает в пустой бритой голове не сама собой. Это закономерная реакция снизу на то, что сверху – там, где большие деньги и учёные степени – радикальный антикоммунизм достиг своего естественного завершения. Слово «интернационалист» в 1990-е гг. стало ругательным. «Белые пятна» (цензурные умолчания) советской исторической науки стали коричневыми пятнами новой конъюнктуры.

В XXI веке «великие потрясения» становятся достоянием не только России, но всего мира. Происходящие события, равно как и прогнозы указывают на вероятность развития экономических (и политических) турбулентностей. Один прогноз из современного сундука Пандоры уже реализовался. Речь идет о кризисе цифровой экономики, связанном со значительной переоценкой ее активов. Другой широко обсуждаемый сюжет – вероятные неприятности в мировой финансовой сфере. Третий всадник экономического Апокалипсиса – контур глобального энергетического кризиса. В сложившейся ситуации аналитикам приходится пересматривать стереотипы, отказываться от привычных моделей. И, пожалуй, самым ярким заблуждением следует признать тезис о взрывном характере инновационных процессов на пороге третьего тысячелетия. Россия – своеобразное геоэкономическое пространство. Ее экономика парадоксальным образом соединяет структурные черты как сырьевого Юга, так и высокотехнологичного Севера. Национальный проект «Инновационная Россия» направлен на сохранение и развитие прогрессивного смыслообразующего начала российского общества, фундаментального ресурса ее экономики – творческого дара, фермента, способного в случае исторического шанса трансформировать ситуацию в стране в позитивном направлении. Детальная разработка инициативы «Инновационной России» в качестве стержня национальной стратегии предполагает комплекс дополнительных мер и действий по развитию культуры «нового российского класса», тесно связанного с постиндустриальным производством и бытием.

В статье описано сергиевопосадское дело 1928 года, направленное против «бывших людей», пытавшихся укрыться от преследований советской власти у стен Троице-Сергиевой лавры. Дело началось с публикации в журнале «Безбожник у станка» (1928, №3) «Списков личного состава Церковных Советов г. Сергиева», где утверждалось, что руководящие посты в учреждениях культуры г.Сергиева заняты «бывшими». Это было началом их травли в газетах и журналах Москвы и Сергиева. В ночь с 11 на 12 мая был произведен выстрел в окно зав. агитпропа укома ВКП(б) Костомарова. Этот выстрел приписали «черносотенцам». В ночь с 21 на 22 мая было арестовано около 150 «бывших». Из них 80 человек было осуждено. Многие получили сроки – 3 года высылки. После этого началось закрытие церквей Сергиева, окончательный разгон монашеских общин. Сергиевопосадское дело 1928г. предваряет год «великого перелома» (1929).

Статья затрагивает один из важнейших аспектов украинской националистической идеологии – так называемый «голодомор». В настоящее время на Украине «голодомором» называется голод 1932–1933 гг. Однако «голодомор» – это не просто «голод». Это идеологическая концепция, мощный инструмент воздействия на массовое сознание, принятый на вооружение украинскими националистами, украинским властным истэблишментом и зарубежными противниками СССР – России. Эти круги преподносят «голодомор» как этноцид – целенаправленное уничтожение московским руководством украинцев как национальной единицы. Доходит до того, что его именуют «украинским холокостом». По замыслу идеологов концепции феномен «голодомора» должен стать фундаментом для все еще не созданной украинской нации и укрепить национальную идею, основной принцип которой состоит в утверждении, что украинцы и русские – совершенно разные и чужие друг другу народы, а также очернить Россию и обвинить ее в угнетении Украины. Автор показывает, что концепция «голодомора» – политико-идеологический миф, не имеющий ничего общего с исторической действительностью. Голод 1932–1933 гг. поразил весь Советский Союз, от него пострадало крестьянское население, без различия национальности. Голод был вызван иными – социальными, политическими и экономическими причинами, а не желанием советского руководства уничтожить украинцев как народ.

Статья посвящена проблемам места и роли переходных эпох в интерьере мировой истории. Написанная в свободной форме размышлений историка, она базируется на материалах вышедшего в свет в 2003 г. в издательстве «Наука» коллективного труда «Переходные эпохи в социальном измерении. История и современность», соединившего усилия 28 специалистов – историков разных стран и эпох в диапазоне от античности и «великого переселения народов» в IV–VII вв. до другого «великого переселения», вызванного распадом СССР. Концепт переходной эпохи рассматривается в статье как сложное, многомерное и многоликое, внутренне противоречивое, во внешних своих выражениях чрезвычайно контрастное явление «перекодирования» общественного организма из одного состояния в другое. За индивидуальными, неповторимыми в каждом конкретном случае его проявлениями прослеживается определенная внутренняя логика развития трансформационных процессов, т.е. то, что, по мнению автора, правомерно назвать «генетическим кодом» социального транзита.